Неточные совпадения
Разница была только в том, что вместо сидения за указкой и пошлых толков учителя они производили набег на пяти
тысячах коней; вместо луга, где играют в мяч, у них были неохраняемые, беспечные границы, в виду которых
татарин выказывал быструю свою голову и неподвижно, сурово глядел турок в зеленой чалме своей.
Этот Шахма был известная степная продувная бестия; он любил водить компанию с купцами и разным начальством. О его богатстве ходили невероятные слухи, потому что в один вечер Шахма иногда проигрывал по нескольку
тысяч, которые платил с чисто восточным спокойствием. По наружности это был типичный жирный
татарин, совсем без шеи, с заплывшими узкими глазами. В своей степи он делал большие дела, и купцы-степняки не могли обойти его власти. Он приехал на свадьбу за триста верст.
Самый сильнейший истребитель заячьих пород — человек, и ружье еще самое слабое орудие к их истреблению; борзые собаки и выборзки (до которых большие охотники мордва, чуваши и
татары), тенета, то есть заячьи сети, капканы — вот кто губит их
тысячами.
Вот встал Иван Васильевич, да и говорит: «Подайте мне мой лук, и я не хуже
татарина попаду!» А татарин-то обрадовался: «Попади, бачка-царь! — говорит, — моя пошла
тысяча лошадей табун, а твоя что пошла?» — то есть, по-нашему, во что ставишь заклад свой?
— Дали ему гривну на дорогу и отпустили, — ответил Поддубный. — Тут попался нам мужик, рассказал, что еще вчера
татары напали на деревню и всю выжгли. Вскоре мы сами перешли великую сакму: сметили, по крайнему счету, с
тысячу лошадей. А там идут другие мужики с бабами да с детьми, воют да голосят: и наше-де село выжгла татарва, да еще и церковь ограбили, порубили святые иконы, из риз поделали чепраки…
Командиру Верхне-Озерной дистанции бригадиру барону Корфу велел как можно скорее идти к Оренбургу, подполковнику Симонову отрядить майора Наумова с полевой командой и с казаками для соединения с Биловым; ставропольской канцелярии велено было выслать к Симонову пятьсот вооруженных калмыков, а ближайшим башкирцам и
татарам собраться как можно скорее и в числе
тысячи человек идти навстречу Наумову.
Убито в сражении до двух
тысяч, большею частию
татар и башкирцев.
Войско его состояло уже из двадцати пяти
тысяч; ядром оного были яицкие казаки и солдаты, захваченные по крепостям; но около их скоплялось неимоверное множество
татар, башкирцев, калмыков, бунтующих крестьян, беглых каторжников и бродяг всякого рода.
5 августа Пугачев пошел к Саратову. Войско его состояло из трехсот яицких казаков и ста пятидесяти донских, приставших к нему накануне, и
тысяч до десяти калмыков, башкирцев, ясачных
татар, господских крестьян, холопьев и всякой сволочи.
Тысяч до двух были кое-как вооружены, остальные шли с топорами, вилами и дубинами. Пушек было у него тринадцать.
— Крендельная, хлебопекарня, булочная, сушечная — оборотись-ка с этим без записи! Одного кренделя мордве да
татарам в уезды за зиму он продает боле пяти
тысяч пуд, да семеро разносчиков в городе обязаны им каждый день продать по два пуда кренделей и сушек первого сорта — видал?
Да, да, в шеломе,
А не в венце, с мечом заместо скиптра,
Он ждал
татар. Но хан, им устрашенный,
Бежал назад! И то сказать: пятьсот
Нас вышло
тысяч в поле. Без удара
Казы-Гирей рассыпан — и ни капли
Не пролилося русской крови!
— Тише, тише, Макар! Ты все забываешь, что ты уже умер… Зачем тебе конь? Да притом, разве ты не видишь, что пешком ты подвигаешься гораздо быстрее
татарина? Хочешь, чтоб тебе пришлось ехать целых
тысячу лет?
—
Татарин в Щепове сдает свое дело за полторы
тысячи. Можно дать ему теперь пятьсот, а на остальные вексель. Так вот, Матвей Васильич, будьте столь благонадежны, одолжите мне эти пятьсот рублей. Я вам два процента в месяц.
— Не можнá, Марка Данылыш, не можнá, — горячо заговорил
татарин. — Не можна семьсот цалкова. Четыре
тысяча.
«Надо будет повидать
татарина, — подумал Марко Данилыч, укладывая дорогие подарки, купленные для Дуни. — Дорого запросит, собака!.. Хлябин говорит, меньше
тысячи целковых нельзя!.. Шутка сказать!.. На улице не подымешь!.. Лучше б на эту
тысячу еще что-нибудь Дунюшке купить. Ну, да так уж и быть — пойду искать Махметку».
— Жирно будет, Махметушка — водой обопьешься! Сказано,
тысяча — не прикину медной копейки. Прощай — недосуг мне, некогда с тобой балясы-то точить, — молвил Марко Данилыч, вырываясь из жилистых рук
татарина.
До трех часов ночи мы сидели в маленьком, тесном зальце станции. В буфете нельзя было ничего получить, кроме чаю и водки, потому что в кухне шел ремонт. На платформе и в багажном зальце вповалку спали наши солдаты. Пришел еще эшелон; он должен был переправляться на ледоколе вместе с нами. Эшелон был громадный, в
тысячу двести человек; в нем шли на пополнение частей запасные из Уфимской, Казанской и Самарской губерний; были здесь русские,
татары, мордвины, все больше пожилые, почти старые люди.
Из
татар Казанской губернии, благодаря неутомимой деятельности архимандрита Дмитрия Степанова, возведенного впоследствии, и весьма вероятно по представительству Разумовского, на новгородскую кафедру, крестилось 360
тысяч человек, и много также калмыков приняли веру христианскую.
Дмитрий Иоаннович не знал как чествовать нас, когда на Куликовом поле четыредесять
тысяч новогородцев отстаивали Русь против поганой татарвы, хоть после и озлобился на нас, что мы в яви и без всякого отчета стали придерживаться своего самосуда, да делать нечего, из Москвы-то стало пепелище, так выжгли ее
татары, что хоть шаром покати, ни за что не зацепиться; кой-где только торчали верхи, да столбы, да стены обгорелые.
Письмо, которое он писал к Мариорице, было орошено слезами, так что по нем сделались пятна. Но лишь только начертал он несколько строк, как стукнули в дверь. Он спешил утереть слезы и бросить письмо под кипу бумаг; рука, дрожащая от страха, отперла дверь. Вошедший слуга доложил, что его превосходительство желают видеть граф Сумин-Купшин, Перокин и Щурхов.
Тысячу проклятий их безвременному посещению! Политика и дружба для него теперь гости хуже, чем
татары для бывалой Руси. Однако ж велено просить друзей.
Давно ли видели мы
тысячи семейств крестьянских и баронов, не хуже тебя, в рубищах, с плачем бежавших из опустошенных
татарами сел и мыз искать в окрестностях Рингена куска насущного хлеба и крова от зимней непогоды?
Это движущаяся твердыня: усилия
тысячей конных
татар не могут поколебать ее.
Дмитрий Иоаннович не знал, как чествовать нас, когда на Куликовом поле четыредесять
тысяч новгородцев отстаивали Русь против поганой татарвы, хоть после и озлобился на нас, что мы въяве и без всякого отчета стали придерживаться своего самосуда, да делать нечего, из Москвы-то стало пепелище, так выжгли ее
татары, что хоть шаром покати, не за что зацепиться; кой где только торчали верхи, да столбы, да стены обгорелые.
Но теперь истоптанные жатвы, сожженные села, скитающиеся без пристанища жители,
тысячами гонимые, как стада, в Московию бичом
татарина, города, опустошенные на несколько веков, — неужели все эти бедствия не вопиют против вас?